Это текстовая версия журнала "Asa" (Знание), #19
Журнал можно скачать здесь (версия для печати; версия для просмотра). Это файл в формате pdf.
19-й номер "Асы" должен выйти в августе-сентябре с.г.

Этот номер журнала "Аса" посвящен кубанской балачке и практически все тексты будут изданы на балачке. Литературные тексты на балачке издаются впервые.
Рисунок на обложке Валерии Полеевой

ИГОРЬ ВАСИЛЬЕВ, Краснодар
Кубанская балачка. Письменная традиция
Кубанская балачка – диалект русского языка с украинской языковой основой. Лексика балачки – как украинская, так и русская. Большое число слов из лексического фонда балачки характерны и для нее, и для украинских, и для южнорусских говоров. К тому же лексический фонд балачки крайне подвижен и неустойчив. Один и тот же носитель диалекта может в разных случаях (и даже во время одной и той же беседы) использовать разные слова. Различен уровень владение балачкой и у различных носителей диалекта. Близость балачки к украинскому языку неодинакова на разных территориях бытования. В Приазовье она значительно выше, в Закубанье – зачастую ниже. Хотя уровень развития балачки нередко зависит от конкретного населенного пункта или конкретного человека. Так, одна из самых известных носителей балачки – Людмила Пащенко (руководитель этнокультурного общества «Скрыня саратовской казачки») родом из закубанской станицы Саратовской.
Зачастую определить принадлежность балачки к русскому или украинскому языку затруднительно, во многом по причине текучести и неоднородности. Поэтому принадлежность балачки определяется на основе самосознания носителей диалекта, а оно однозначно является русским. К этим выводам пришли такие известные диалектологи, как С.А. Мызников и О.Г. Борисова.
Балачка сформировалась в последней четверти XIX в. после массовой миграции великороссов на территории, ранее заселенные кубанскими малороссами, что происходило одновременно с быстрым развитием на Кубани русскоязычного образования. Все это шло на фоне быстрого экономического роста местной промышленности, а также сельского хозяйства и сопровождалось быстрым расширением сферы бытования русского языка, русскоязычного документооборота.
Эти процессы происходили на фоне этнизации кубанского казачества, формирования субэтноса кубанских казаков. В развитии балачки последней четверти XIX – первой четверти XX вв. проявились две взаимосвязанных тенденции - обрусение и формирование особого «кубанского языка». Уже в период так называемой украинизации в 1926 г. публично раздавались призывы изучать кубанский язык, а не украинский.
Однако уровень этнизации кубанского казачества не получил дальнейшего импульса и в течении XX столетия колебался между субэтносом, этнографической группой и снова субэтносом. Балачка осталась диалектом и пошла по пути дальнейшей русификации.
Однако в наследство от времен этнизации у балачки сохранился статус письменного диалекта. Еще в дореволюционный период, в нач. XX в. на балачке создавались стихотворные и прозаические тексты (А. Пивень, И. Косиненко), агитационные листовки (антиправительственная листовка Революционной украинской партии (РУП), 1905 г.). В период гражданской войны создавались официальные документы (Приговор №7 станичного схода станицы Старонижестеблиевской, 1919 г.), эпиграфика (надпись в память генерала Маркова, составленная в 1919 году жителями хутора Шкуринского).
Памятники на балачке не являются текстами нормативного литературного языка. Например, в них «плавающий» лексический состав, даже в одном тексте, в одном и том же значение могли употребляться различные слова. По мнению диалектолога О.Г. Борисовой, письменная балачка ближе всего к т.н. «малограмотному» или «наивному» письму.
Обычно, авторы, работавшие с балачкой, старались воспроизводить народную речь, как это делал А. Пивень. Однако, как и во многих недосформировавшихся языках или диалектах, тексты на балачке могут различаться в зависимости от авторов; появляются «авторские версии» диалекта, создаваемые филологами и писателями. Именно такой версией является балачка современного кубанских писателей А. Руденко и С. Костенко. И до революции, и в наше время создаются произведения на литературном русском языке, в которые вставлены диалоги и прямая речь на балачке (Н. Канивецкий, И. Косинов, Ф. Деревянко).
Существует мнение, что письменных диалектов нет, потому что быть не может. Диалекты могут быть только бесписьменными. При этом ссылаются на корифея отечественной этнолингвистики Н.И. Толстого и др. В целом это мнение верно для большинства диалектов. Но абсолютных теорий в современной гуманитарной науке не существует. В ней на сегодняшний день феноменология явно преобладает над типологией. Например, существуют различные переходные формы между «идеальными типами» языка и диалекта. Потому одни из самых обоснованных теорий подразумевают массу исключений. И балачка – одно из них., что подтверждают конкретные факты.

---

Примечание:
Песня закубанца
(Относится к восстанию Урупского полка во время первойой Русской революции, записывал И. Косиненко, станица Ключевая)
Пiсня закубанця.
Не гнiвайся на нас Царю / Не всi вiнуватi, / Що меж нами объявiлысь / Зрадныкi проклятi. / На все вiйско пьятно черне / Воны положилы / И кубанцiв честне имня / Соромом покрылы / Клянемося своей кровьяю / Оте пьятно змыты / Щоб Твою прiязнь и ласку / Знову заслужыты»

Эпиграфическая надпись
29 января 1919 года жители хутора Шкуринского решили назвать свой хутор в честь белого генерала Маркова Шкурино-Марковским. И поставить памятник с надписью: «Нызабуваемому намы старому козакови Генералу Маркову, якый в минуты гнёта на нас со строны большевикив прыйшов од ых спасты». Памятник не поставили, но текст составили*.

---

* ГАКК. Ф. 583. Оп. 3.  Д. 12. Л. 780–781.

ИВАН КАРАСЕВ, Краснодар
Задачка с балачкой
Многие, услышав слово «балачка», наверное, спросят – а что же это такое? Язык, диалект, говор или просторечие? Откуда она взялась, куда идет и сохранилась ли в наши дни? К сожалению, количество носителей балачки точно установить сложно. Википедия определяет число говорящих на балачке (в Краснодарском крае, Ростовской области и Крыму) в 500 тыс. человек без указания на источник. На мой взгляд, данные эти завышены. Людей, которых могут не только говорить, но и думать на балачке, едва ли наберется несколько сотен.
Современная социолингвистика оставляет за самими носителями определять статус используемых в повседневном общении вербальных коммуникаций – язык это или диалект. Исследований на тему самоидентификации балакающих единицы. Например, можно вспомнить работу Ю.И. Борисенко (КубГУ) «Фонетический портрет жительницы станицы Азовской Северского района Краснодарского края Борисенко Нины Андреевны».
Нередко приходится слышать – можно ли считать «отдельным языком» диалект или говор, который отличается от «литературного» небольшим набором эндемичных слов. Пример сербского и хорватского будет не совсем корректным из-за разных используемых алфавитов (кириллицы и латиницы), а также этноконфессиональных различий. А вот ситуация с черногорским языком весьма примечательна (статус официального он получил в 2007 г.). Черногория – один из примеров дробления национальной идентичности. Надо сказать, в России известны случаи, когда некоторые этнические группы добивались признания, как отдельный народ. В 1992 г. Президиум Верховного Совета Удмуртской Республики принял специальное постановление «О восстановлении исторического имени бесермянского народа»  (ранее бесермяне считались субэтносом удмуртов).
Считается, что для передачи слов балачки в словарях достаточно букв русского алфавита, но это не совсем так. Например, практически во всех справочных изданиях не указывается различия между взрывным и фрикативным «г». Принято считать, что кубанцы все слова произносят с «гэканьем». Но есть, к примеру, слово рымыгать – «жевать жвачку» (о животных), где «г» взрывное; а в словах когти, ногти, легко «г» произносится, как «х». Яркая особенность балачки, отличающая ее о русского и украинского литературных языков, – редуцированный гласный, средний между «э» и «ы». Если и такую специфику не учитывать, то в словарях придется каждый раз указывать две формы, например: «нэ хочу» и «ны хочу»… В балачке есть особенность в падежном управлении. Например, взаимозаменяемость генитива и датива: «Дай Лены яблок», но «Я у маме была». После предлога «по» ставится местный падеж  вместо дательного в русском литературном: «Зайцы прячутся по таких бровках». Это - не просторечие, не «неграмотная речь», а особая система, которую фиксируют, но не поясняют современные словари.
Само слово «балачка» относится к наиболее древнему пласту – звукоподражательной лексики. Поэтому похожие корни родственной семантики можно встретить в гетерогенных языках. Скорее всего, от «ала-ла / бала-ла», как подражание неразборчивой речи детей или инородцев. Наверное, отсюда латышское слово balss (голос), казахское balalar и телугу billalu (дети). Интересно, что в украинском балачка – это «разговор».
Сегодня отношение к балачке на Кубани весьма благожелательное. В 1998 году непродолжительное время на НТК, крупнейшей местной телерадиокомпании, регулярно выходила десятиминутная передача на кубанском диалекте: диктор на фоне видеоряда озвучивал исторические анекдоты и забавные рассказы, связанные с Кубанью. С 2005 г. во всех школах Краснодарского края введен в качестве обязательного предмет «Кубановедение», программа которого включает в том числе ознакомительные уроки по балачке. А с 2010 г. в этнотуристическом комплексе казачьей станицы «Атамань» регулярно с большим размахом проходят конкурс балачки и «День балачки».

МИТРОФАН ДИКАРЁВ (1854-1899), Екатеринодар
Салдат и мэртвякы
(Из «Чорноморськи народни казкы и анэкдоты»)
У нас, у Павливський станыци, салдат е, росказуе, як вин ходэ хрыстосувать ця з мыртвякамы.
– Набыру, – каже, – багато пысанок у кышеню, та як ото дочитають ця до Хрыста, я й пиду на кладовыще, и пороскладаю ти крашанкы по могылках. Тоди говорю:
– Хрыстос воскрэс!
Колы впэрвэ скажу – воны мовчать, и вдругэ скажу – мовчать, а як в-трэте скажу:
– Хрыстос воскрэс!
так наче витэрэць подуе мымо тэбэ:
– Во истыну воскрэс!
Тоди вин знов пидэ до вутрыни. Як посвятять паскы, вин оддае паску жинци, щоб до дому однысла, а сам знов идэ на кладовыще: так, каже, вже ныма тых крашанок.
Вин ище росказуе, як псалтыр читав над мэртвяком. Ишов вин с службы, прыйшов у одну хатыну, попросыв ся ночувать, а там мыртвяк лыжить. Жинка попрохала його почитать псалтыр. Став вин читать, а жинка выйшла с хаты, пишла на хутир (ныдалэко був од цый хаты).
Читав вин, читав, колы зырк у гору, аж там коло сволока стылына зирвана. Вин зараз догадав ся, що це калдун (чи як их там называють). Вин до двырэй, хотив утикты, колы двэри з-надвору пидпэрти.
Що тут робыть? Никуды вылизты! Вин подумав-був кочиргою одбывать ця од мыртвяка, як устанэ; так од його кочиргою ны одобесь ся. Вин тоди сив коло порога, закурыв люльку, аж свиту божого ны выдно, а в руках псалтыр дыржить.
Колы дывыть ця: встае той мыртвяк та до його та як ухватэ його за полу – так и одшматував усю полу. А той салдат як опырище мыртвяка по голови псалтырэм, той мыртвяк зараз и простяг ся, и бильш уже ны вставав.

СТЕПАН ДЕРЕВЯНКО, ст. Каневская
Велосипед
У бабы Клавы, пенсионерки, не старой еще женщины, украли велосипед. Она оставила его у дверей магазина в райцентре, зашла буквально на две минуты купить хлеб, вышла и увидела, как на ее велосипеде удаляется какая-то женщина. У бабы Клавы подкосились ноги. Она без сил опустилась на порожки, выронив хлеб, протянула вслед воровке руку и крикнула: «Ку-да?». Крика не получилось – голос исчез. Все же она смогла собраться с силами, чтобы подняться. Стыдно было сидеть на мокрых грязных порожках, еще подумают: «Бомжиха какая-то». И когда поднялась, ее будто током ударила мысль: «Там же, на руле, в пакете пенсионное удостоверение и паспорт! Она ж ехала узнавать про пенсию!». Мысль эта вернула ей силы, и она побежала следом, крича: «Воровка! Бессовестная!». Теперь ее было слышно. Даже хорошо слышно, отчего две проходившие по улице девицы оглянулись, и одна другой сказала:
– Крыша, что ль, поехала у бабки, распатлалась...
А она действительно на бегу потеряла платок, седой узел на затылке распался, и редкие волосы, которые она старалась чужим не показывать из-за того что редкие, растрепал холодный ветер.
До красивой иномарки добежала баба Клава и больше не смогла – сильно забухало сердце. Но она все же увидела, как воровка свернула на греблю, чтобы переехать речку в другую часть станицы. «Гребля и дорога туда одна, а если догнать на машине?». Эта вторая, казалось, счастливая мысль заставила ее обратиться к водителю иномарки, представительному мужику средних лет. Он слушал в салоне музыку и курил, опустив стекло.
– Дядечка! Помогите ради Христа! Давайте догоним женщину на гребле, она украла мой велосипед! – взмолилась баба Клава.
– Чего? – переспросил мужик, то ли поняв ее, то ли не поняв.
– Догоним женщину, дядечка, ради Христа..., – умоляюще повторила баба Клава.
– А оно мне надо? – выдал ей мужик, стрельнув окурком, – На это менты есть.
– Да где ж та милиция...
– В отделе, бабка. Там сидит, зад греет.
Слезы брызнули из глаз женщины. От безысходности, от бессилия. Ну можно ж догнать! Господи, что за люди пошли... Ноги у бабы Клавы опять ослабели, и она, шатаясь и хватаясь за штакетины забора, поплелась в милицию. Но мужику в иномарке все-таки высказала:
– Бездушный вы человик, дядечка. А Господь усэ баче.
Когда волновалась, баба Клава часто, сама того не замечая, переходила на балачку. Мужик только хмыкнул.
Дверь в райотдел была закрыта. За нею стоял сержант с автоматом, дежурный, и открывал ее заходящим и выходящим людям в форме и без формы, тоже, видимо, милиционерам. Баба Клава обратилась к одному такому, высоченному, с большой звездой на погонах:
– Скажить, пожалуйста, до кого можно обратыця?
Офицер на ходу показал на автоматчика. Она постучалась в стеклянную дверь. Сержант ее уже заметил – трудно было не заметить расхристанную тетку, открыл дверь и спросил:
-Вам к кому?
– Ны знаю, сынок, лисапет у мэнэ вкралы.
– Давайте паспорт, я вас запишу и пропущу.
– Так и паспорт вкралы.
– Без паспорта впустить не имею права.
И дежурный закрыл дверь
– Божечки! Шо за люды, шо за милиция, шо ж мини робыть! – заплакала и запричитала баба Клава.
Но никто из проходящих на ее плач не обратил внимания. Немного успокоившись, она присела на скамью вблизи дверей, собрала в узел волосы и только теперь вспомнила, что покупала хлеб, но куда подевалась та булка, вспомнить не смогла. Какое-то время она посидела так, заглядывая просящее в глаза милиционерам и надеясь, что кто-нибудь ее заметит и поможет, но таких не находилось. Нужно было идти домой. Начинался дождь со снегом.
По дороге ей встречались знакомые, которые здоровались и смотрели странно – отчего она в холод с непокрытой головой? Баба Клава машинально отвечала, едва их замечая. И только когда услышала голос кума, пришла в себя.
– Клавочка, ты шо ж, мое сэрдэнько, брыдэшь смурна, як та туча? Случилось чего?
– Случилось. Только ты, кум, ничем не поможешь.
И она опять, сбившись на балачку, рассказала про свою беду. Выслушав, кум попытался ее успокоить:
– Та цэ ны горе, сэрдэнько мое. Паспорт, може, ще пидкынуть, а ни – другый дадуть, пенсию и без того удостоверения носять, а лисапет, як хочишь, я тоби свий отдам. Ны горюй тилькы. И давай я тоби платок найду.
От велосипеда и платка она отказалась. Кум был человек добрый, сердечный, хорошие слова сказал, но легче бабе Клаве не стало. Она всплакнула и пошла дальше.
Домой добрела с трудом. И пока она шла, дождь перестал, а снег пошел гуще. Под ногами, где не было тротуара, мялась снеж– но-грязевая каша. Пальтишко на плечах бабы Клавы подмокло, стало зябко. Издали она увидела мужа, выглядывавшего ее у калитки, и подумала, что сейчас спросит, где она «шалалась».
– Дэ ж ты стилькы шалалась, старая? Я вже хотив в милицию подавать, – спросил муж.
– В милиции и була.
– Тю... А лисапет дэ?
– Вкралы лисапет! И паспорт, и пенсионнэ! Всэ вкралы, шо ще тоби казать?
Дед Иван вытаращил глаза.
– Ты спытай, хто вкрав, а нэ вылупляй очи.
– Хто? Пацан якыйсь?
– Якбы ж. Женщина. Пид мою комплекцию. В спыну тилькы бачила, но ны молода.
– Тю... Свит пырывырнувся, показылысь люды...
-Ото ж. А ты – дэ шалалась...
В общем, дома баба Клава не успокоилась, а завелась, раздергала себя, и к вечеру деду Ивану пришлось вызывать сына, потому что баба Клава заявила: «Мабуть до утра ны доживу».
Сын примчался сразу и с испуганным лицом предстал перед матерью – отец по телефону ничего не объяснил. Баба Клава лежала на кровати бледная, в комнате пахло валерьянкой.
– Мама, ты что это надумала, с батьком, что ли, поругались? Давай вызову «Скорую».
Баба Клава глянула на сына сердито, даже зло, и ответила:
– Нычего мы ны ругалысь, и ны нада твоя «Скора».
Звякнула щеколда, и зашел в дом отец.
– Лисапет у нэи вкралы, с документамы. Ны замкнула, стара сорока, – прояснил отец.
– Велосипед? И помирать из-за него? Да я тебе завтра куплю новый, мама, ты чего? – сын чуть не «зашелся» от такой новости.
– Ны тилькы лисапет, а ще паспорт и пенсионнэ, – скзала баба Клава, глядя в потолок.
– Ну и что? Сейчас позвоню, кому надо, и выдадут тебе новый паспорт, а хочешь, даже заграничный! – сказал сын и улыбнулся, у него отлегло на сердце. Он был большим начальником и одним из лидеров местной правящей партии. Сын тут же позвонил.
– Ну вот, всего дела-то. Завтра сходишь в райотдел, – сын назвал кабинет и фамилию, – и там все сделают. А пенсионное – мелочи. Решу. Не переживай только.
– В милиции я вжэ була, – сказала баба Клава, будто не слыша сына.
– И что?
– Мэнэ туда ны пустылы биз паспорта.
– Так скажешь, что ты моя мать и идешь к такому-то, тебя пустят.
– А если б я ны була твоя маты, так мэнэ б опять оттуда наладылы? И шо цэ у вас за власть така, шо женщина у женщины крадэ лисапет? Ныща у ныщей?
– Время, мать, такое: нищий ворует у нищего, а богатый – и у богатого, и у нищего.
– А куда ж твоя партия дывыця? Чи тоже – дэ б у кого шо вкрасты? Мини цэй лисапет колхоз подарыв, як на пенсию йшла. Дорогый вин мини, сорок годив я в брыгади спыну гнула, тэбэ выростылы и вывчилы с батьком, и ны в кого за жисть я на понюшку табаку нычего ны вкрала! – баба Клава поднесла к лицу сына сжатые два пальца, будто держа в них ту самую понюшку, – За шо ж мэнэ обикралы?
– Что сделаешь, мам. Поменялась жизнь, поменялись люди. И кому-то понадобился твой старенький велосипед. Значит, той женщине живется хуже, чем тебе. Считай, что ты ее спонсировала. Но завтра я куплю тебе новый, тоже спонсирую тебя, – сказал, улыбнувшись, сын.
– Ны нужен мини твий лисапет, мини мий нужен, – сказала баба Клава и отвернулась к стене.
– Твой не найдут, и искать его не будут. Так что не убивайся, мам, ничего страшного не произошло. Будет у тебя велосипед.
– А вона, раззява, забудэ его замкнуть, – влез в разговор отец.
– Так на дви ж мынуточкы оставыла! – простерла к иконе руки баба Клава и опять расплакалась.
Сын, поговорив еще с отцом, уехал домой. Дед Иван согрел чаю, предложил бабе Клаве, но она отказалась, сказав: «Сам пый, хоть залыйся своим чаем». Дед смолчал, напился и полез на свою кровать. Что-то побурчал и захрапел. А баба Клава опять накапала валерьянки, потом набухала еще раз, но сон не приходил. К полуночи усилился ветер, началась метель, и сухая акация у дома противно заскрипела, совсем как немазаная цепь ее велосипеда. Так и промаялась баба Клава без сна всю ночь.
Утром позвонил сын и сказал, что в десять часов ее ждут в милиции. Она собралась и пошла. Дед Иван поглядел ей вслед, и ему показалось, что пальто у его Клавы на плечах пообвисло, а спина ссутулилась, хотя вчера такое не замечалось.
– Ох-ох-ох, старэнька ты моя..., – произнес он, глотнув подступивший комок.
В милиции баба Клава назвалась матерью Николая Ивановича, ее провели, куда надо, и сделали все, что следует, даже предложили домой отвезти, но легче ей не стало, и злость на милицию не прошла. На душе было погано. Она зашла в тот самый несчастливый магазин, купила хлеб и побрела по снежку домой через пустой парк, берегом речки, за огородами – чтоб никого не видеть. И пока ее не было дома, привезли в упаковке велосипед. Дед Иван поставил его в летней кухне, и когда баба Клава пришла, сказал об этом, но она на спонсорскую помощь сына даже не посмотрела.

ИГОРЬ ВАСИЛЬЕВ, Краснодар
Вин и Вын
(Знакомство с балачкой)
- Мыхаловна, та вин напывся! То ж и влетив! У стовб, ага, влетив! Прям оттуда!
- На мотоцикле на своём? Не убился-то хоть!
- Та ша пьяному зробыться! То Андрюшка йихав як чоловик, шиесят киломитров! И вбывся! Камазист проклятый!
Такой диалог между своей бабушкой и тётей Раей, её соседкой, слышал я когда-то пятилетним. А так же много других разговоров. С ней и другими старушками и немолодыми тётками с улицы Демьяна Бедного.
В них всегда присутствовали существа из волшебного, героического мира. Звали их Вин и Вын. Они были не чета какому-нибудь обычному Андрюшке, которого на скорости шестьдесят километров убивал камазист. Они умели, например, влетать на мотоцикле внутрь столба. И что они там делали? Пожилые женщины многозначительно молчали. Потом им, конечно носили в больницу оладыкы, как простым смертным. Но игра стоила свеч! Тем более, что потом Вин или Вын «ловыли отакого сазанчкука» или ехали «у Сыбырь за рублём».
Иногда в разговорах появлялась их сестрица, Вона. Но её жизнь была не столь яркой. То «загуляв», то «когось прывэдэ».
А бабушка вставляла в этот чудесный мир какие-то обыденные, но тоже чудесные подробности. «Заживёт у Харлампа! Шкура молодая! Пидесят годов тока!». Так и представлялось, как немолодой уже, солидный грек Константин Харлампьевич после болезни или происшествия обрастает молодой шкурой. Пятнистой, как у гепарда Пипы из книг супругов Адамсон…

ИВАН КАРАСЁВ, Краснодар
Видмедь
В одной станыци жил мужик. И любив вин прыбирацця ведмедем и полохаты станичников. Надине, було, ведмежу шкуру и засяде у крыници. Увэчэри йдуть бабы за водою, а вин на них з кущив як зарычит. Ти - врассыпную, а мужику рыгот.
Особливо любыв мужик выходыты на дорогу и полохаты зайижджих подорожников. Так, заполохае йих до смэрти и вэсэлыцця, у ладки бйэ.
Зализ якось мужик пид мист и став чекаты, хтось по нёму пыйдэ. Ось бачит, йдэ по мосту чоловик з сывымы волоссямы и в усёму чёрному. Кыданулся до нёго мужик и закрычав ведмедем. Але путнык анитрохы нэ заполохался, тильки брова одна трохи прыдзвэлася.
- Тю, сущий ведмедь, - казав вин, сумно посмихнувшись, - ведмедь ты и е.
Казав и пишол соби прэч.
Здивувався мужик, хотив було надогнаты путныка, та завалився на карачки. Спробував скынуты з сэбэ ведмежу шкуру, але не тут-то було.
Побачив мужик свое видраження у тыхий ричцы та так и обмир. И понеслося понад лисом рычання справжнёго старого ведмедя.

АНДРЕЙ РУДЕНКО
Стразы
Ой, полюбляють на Кубани жинкы стразы. Чаривнэ заворожлывэ слово "Сваровски" уводыть у ступор цилэ поколиння молодых дивчат. Конкистадоры показувалы индианцям блыскучи намыста и минялы их на лис и зэмлю. Двисти год тому за фальшиви диаманты рубалы головы, а тэпэр цэ крутый бизнэс. Куды тико их нэ чипляють. На тэлэфоны и планшеты, на волосья и нигти, на одяг и взуття, на сумкы, калькуляторы, на руль и на номэр, на вии и на зубы.
Ой, як же нэ выстачае на Кубани магазына страз. Гуляетэ по улыци Красной, а отут надпыс "Стразы" и выложеный надпыс тэж зи страз. Заходытэ, а там: продавщицы в стразах, на прылавках стразы гиркамы и продавщицы совочкамы насыпають кому и скикы якых трэба. И писня шоб звучала про стразы. А спивала писню шоб Верка Сердючка. Догадайтэся чому самэ вона або вин. Черэда стояла б як у мавзолэй до Ленина, просты Господи. Толпы дивчат дэнь и нич выбыралы бы и прымирялы, мацалы и купувалы бы стразы. Выходылы и заходылы по колу знову.

СТАНИСЛАВ КОСТЕНКО, Краснодар
Колысь
Колысь, у дюжэ давнишных литах, ще колы трошкы хто с козаков маил бажування витать у Зэмлях Кубанскых, ще колы ти зэмли лычилысь у наших прэдков дыкимы, ще колы помэж козакамы та горцамы люпкы нэ було, стряслась водна цыкавна прыгода.
Смандрувалысь як-то тры козака-односума, Сашко, Юрко та Юхым, полынуть у чэркаскый гай, шо по другу сторону Кубани-ричкы, к горцям.
Сбажувалось козакам дознать якы у людэй у тих зэмлях звычаи, як воны там живуть, як баштакыв воны пэрэстрычають. Атож тэпэр можно, тому шо оцы зэмли дэржавным наказом государя Росыйского е Кубань ридна. А ридну зэмлю трэба знать до останого дрэва.
Прыйшлы козакы до бэрэгу Кубани-ричкы. Час вжэ пызный був, вжэ смэркаться сталось. Годи пэрэстрывать та лагэрь вкопувать.
Хочь и нэ бачилы козакы нэякой хмары у том, шоб лынуть до чэркасов зарас, алэ лучче почэкать до ранку. Вдосвэта дослэдовать зэмлю горцыв будэ набогато гарнэй.
Вкопувалы козакы лагэрь, повэчэрялы мандрывачной пэрэпычкой, сбилысь докупы навколо багатыци та й спочалы
вытрындыкувать: гарны пэсны спывалы та казкы талалаялы. Копотко часы шли, а козакы усэ спывалы та талалаялы, покы нэ сбажувалось козакам лягать, и Юхым спочав талалаять остану казку на ноняшню нич: «Ну тэпэр послухайтэ, хлопцы, водну цыкавну бувальщину, яку мэнэ моя бабука смалку казывала.
Колысь у водной малой станыци жилы два брата с бабкой. Спалы на комыши, убого жилы. Бабка своих дытэй кохала, мылувала. Тилькы стара була. Выпав колы-то такый выпадок. Пойшла сранку базарювать та й дытэй тэж узяла.
Вот йдуть воны по кладкэ чэрэз ричку, а там свыня нэ звистно видкиль выстрыбала. Хрюкаеть, рыкаеть, очамы искрыть... А рыло у нэй, як облычче людско, тилькы с пьятак свынячий замэсто кырпы.
Бабка нэ стушувалась. Як крыкныть: йды видциля, тварына така! Та й ще тычиной посварылась.
Свыня, авжэж, злынула, алэ помрыялось браттям, шо людскым голосом тыхо казала бабкэ: На сэбэ подывысь, хрычина стара...
Нэякой хмары у оцэм браття нэ сбачилы, спогадалы, шо тилькы помрыялось, та й пойшлы сэбэ, коды сбыралысь...
Так и жилы, а тилькы прыйшов час вмэрать бабкэ. Ну от и вмэрла...
Станычныкы браттям пыдмогнулы панахыду провэсты.
Спочалы браття самы жить. Тэпэр базарювать самы ходылы, гроши заробывалы.
Алэ спочалысь писля смэрты бабкы цыкавны выпадкы: ляжуть боаття ниччю спочивать, а у хатэ нэ прыбрано. Прокынаються сранку, а у хатэ чэпурысто усэ, буцым хто-то дэсь прыбрався...
Так и на втору нич писля смэрты стряслось. А на трэттю нич сбажувалось браттям побачить, хто оцэ усэ робыть. Прыдурылысь воны, шо спочивають, а самы годють. У пывнич отчинылысь у хату двэры та бабка йихня заходыть, яка вмэрла вжэ!
Подойшла до кроваты, браттев кодрой укрыла, а сама пойшла у хатэ прыбыраться. К ранку развязалась та й смандрувалась до сэбэ, у могылу. Лэжать браття, жахно йим... Колы очяпалысь, шарпанулы до станычной ворожкы, спытать, як бабку свою утыхомырыть. Вона йим и повидала: натрушувайтэ кругом хаты стикы сили, скикы у вас е. Коды бабка ваша упьять до вас прыйдэть, то вона спыныться, шоб кажну мажистычку сили слычить. А вы из хаты плазувайтэ та вкругаля бижитэ до цвинтарю. Там, дэ могыла бабкы вашей, вам потрэбно вырыть ямкы у оцых мистынах, дэ кэбэта, рукы та гачи бабкы вашей.
Туды натрушувайтэ вашу остану силь та у хату вэртайтэсь. Бабка до ранку кажну мажистычку слычить нэ успыеть. До своей могылы пойдэть, ляжить та утыхомырытся. Так браття и сробылы. Внич чэрэз вокно сплазувалы та усэ, шо вот ворожкы слухалы, сробылы. И бильше йих бабка у хатэ нэколы нэ заявлялась».
Закончив свою казку Юхым, а Сашко говорыть:
– Начорта такы жахны казкы талалаять? Повидав бы яку добру бувальщину, бэз чортовщины. Алэ нэ, ты бэз оцэго нэяк...
А Юхым йому говорыть:
– Оцэ я сгодыв, як ты лонис у станыци казывав нам, яка твоя покойна бабка чудна була.
Нэможно, Сашко, над вмэршимы дороганямы кптыться... А то прыйдэть до тэбэ бабка твоя, як до тих братыв та й спочнэть сказыться. Оця бувальщина – тэбэ урок.
Уси зарэготалы.
Дэсь и Юрко заговорыв:
– Авжэж, братцы, спочивать час. Завтри пойдэм за Кубань та й назнаем, як там у горцыв. Лягайтэ.
Заспокойтэсь!
Угомонылысь козакы, хмыл сгасылы та й поляглы.

ИГОРЬ ВАСИЛЬЕВ
Сёнрю
з горыща
небо выдать
хмары у гости

Продолжение:
asa19_1 И. Ясинский, "Вампачка"
asa19_2 Сборник славы кубанцев. Екатеринодар, 1916