Межсезонье
Межсезонье Ивану Карасеву Бледная Луна впивается в затонувшие корабли. В небе шевелятся рыбы с глазами пророков. Мамонты выходят строем из-под земли. Улицы жмурят ряды воспалённых окон. На тёмных афишных тумбах - вчерашний час. Скачет кордебалет под дождём свинцовым. Маэстро, урежьте туш! И убейте нас... И запустите пластинку играть по-новой. Ночная нефть полыхает на площадях. Скелеты пьют, наливая себе до края. Тихо позвякивает золото на костях. На Летучий Голландец посадку не прекращают. Тих капитан и команда его тиха, спускаясь в город по трапу ночных неонов. А мы остаёмся асфальтовый дым вдыхать между морских волков и волчьих законов. Корабли затонувшие курсируют меж столов. Немые рыбы глохнут за горизонтом. Чёрную метку приносят без лишних слов тем, кто корнями врос в чёртово межсезонье. 2012. Лисарх По домам заброшенным, славный и босой, ходит, словно время, человек с лисой. По пустынным землям и по городам. По раскатам грома. По чужим следам. С рыжею лисою ходит по земле. Он всегда - и трезвый, и навеселе. Тянется на запад, бродит на восток он одновременно. Я бы так не смог. У него в кармане прячется лиса. И в запасе - вечность (ровно полчаса). Ливень бьет наотмашь. Грозная вода смоет человека раз и навсегда. А лиса таращит хитрые глаза. Острыми зубами щелкает лиса. Нужный, словно громкий прошлогодний смех, молнию в кармане носит человек. И горят деревни за его спиной. Горько плачут дети, падая золой. На погосте древнем, у разбитых плит человек с лисою безмятежно спит. Просыпаясь, гладит рыжего зверька. Потому что добрый он, наверняка. Потому что знает - всякому свой час. Потому что любит каждого из нас. 2012. * * * В почках выращиваю сад камней. Разрабатываю концептуализм бродяги. Биографы, пишущие обо мне, сдают тонны пустой бумаги. Во всех издательствах, куда ни сунь - на столах, заваленных макулатурой - сотрудники любят друг друга вовсю, и называют это - культурой. Над ними парит президент страны. Кое над кем даже гордо реет... А мне хочется, задрав штаны, уехать на ПМЖ к евреям. Или уйти на своих двоих. На лифте. На ослике. На самокате. Где Мёртвое море живее живых. И в Геенне Огненной места вакантны. Не участвовать в выборах и тэ дэ. Ни в вакцинации. Ни в крестном ходе. Ни быть со страною в Караганде одной на всех, при любой погоде. Смыться туда, где кругом вода. И солёный ветер в сухом остатке. Где добровольно лижет всегда только море. И только пятки. 2012. Мухо-пессимизм Муха бьет с размаха в грязное стекло, не подозревая, как ей повезло... За окном гарцует пьяный гармонист. Ветер и осадки. Апокалипсис. А она, дурёха, разбивает лоб, и тщедушным телом падает в сироп. Нет, чтобы отдаться сладкому житью - тонет, как, «Титаник», прошептав «адью»... Ну не чует баба счастья своего. То ей, блин - не это. Это - не того. Ей бы наслаждаться. Ей бы кайфовать. Над зелёной лампой гордо рассекать. Не читала муха притчи Лао-Цзы. В яблочном сиропе отдала концы. Что теперь ей Гегель. Что ей Фейербах. Превратилась муха в неподвижный прах. Лишь сироп остался в банке пять кило. Значит - хоть кому-то в жизни повезло. В летописи впишут важные дела. Растворилась муха, как и не была. Сгинула героем, словно Ив Кусто. О безвинной жертве не узнал никто. Есть и Кант. И Ницше. И зелёный свет. Только нету мухи. Абсолютно. Нет. 2012. | |
| Просмотров: 1022 | |
| Всего комментариев: 0 | |